Именем Республики Молдова
    Конституционный суд в составе:
    Тудор ПАНЦЫРУ, председатель,
    Аурел БЭЕШУ,
    Игорь ДОЛЯ,
    Виктория ИФТОДИ,
    Вячеслав ЗАПОРОЖАН, судьи,
    при участии секретаря заседания Думитру Аворника,
    принимая во внимание обращения, представленные и зарегистрированные 8 июня 2017 года и 9 октября 2017 года,
    рассмотрев указанные обращения в открытом пленарном заседании, учитывая акты и материалы дела,
    проведя обсуждение в совещательной комнате,
    выносит следующее постановление.
    ПРОЦЕДУРНЫЕ ВОПРОСЫ
    1. Основанием для рассмотрения дела послужили обращения об исключительном случае неконституционности:
    - части (1) статьи 327 Уголовного кодекса Республики Молдова №985-XV от 18 апреля 2002 года, заявленном адвокатом Михаилом Мурзаком в деле № 1-648/17, находящемся в производстве суда Кишинэу, сектор Буюкань;
   - синтагмы «повлекшее причинение ущерба в значительных размерах общественным интересам» в ч. (1) ст. 327 и синтагмы «повлекшие причинение ущерба в крупных размерах общественным интересам» в п.d) ч. (2) ст. 361 Уголовного кодекса Республики Молдова № 985-XV от 18 апреля 2002 года, заявленном адвокатом Антоном Антуаном в деле № 1-307/2014, находящемся в производстве суда Кишинэу, главный офис.
    2. Обращения были представлены в Конституционный суд 8 июня 2017 года судьей в суде Кишинэу, сектор Буюкань, Геннадием Плэмэдялэ и 9 октября 2017 года судьей в суде Кишинэу, главный офис, Виорикой Пуйкэ, в соответствии со ст. 135 ч. (1) п. а) и п. g) Конституции, в свете ее толкования Постановлением Конституционного суда № 2 от 9 февраля 2016 года, а также Положением о порядке рассмотрения обращений, представленных в Конституционный суд.
    3. Автор обращения № 80g/2017 г., по сути, утверждает, что положения ст. 327 ч. (1) Уголовного кодекса противоречат статье 54 Конституции и статье 7 Европейской конвенции. Автор обращения №129g/2017г. утверждает, что положения ст. 327 ч. (1) и ст. 361 ч. (2) п.d) Уголовного кодекса противоречат статьям 1 ч. (3), 22 и 23 Конституции.
    4. Определениями Конституционного суда от 27 июня 2017 года и 17 октября 2017 года, без вынесения решения по существу, обращения №80g/2017г. и, соответственно, № 129g/2017г. были признаны приемлемыми.
   5. Учитывая идентичность предмета обращений, касающегося синтагмы «общественным интересам» в ч. (1) ст. 327 и п. d) ч. (2) ст.361 Уголовного кодекса, на основании ст. 43 Кодекса конституционной юрисдикции, Конституционный суд принял решение об объединении дел в одно производство.
    6. В ходе рассмотрения дела Конституционный суд затребовал мнения Парламента, Президента Республики Молдова, Правительства, Генеральной прокуратуры и Высшей судебной палаты.
  7. В открытом пленарном заседании Конституционного суда обращения поддержали адвокаты Марин Доменте и Антон Антуан. Парламент представлял Валерий Кучук, начальник службы представительства в Конституционном суде и правоохранительных органах общего юридического управления Секретариата Парламента. Правительство представлял Эдуард Сербенко, государственный секретарь Министерства юстиции.
    ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ОСНОВНЫХ СПОРОВ
    1. Обстоятельства уголовного дела № 1-648/17
    8. Постановлением прокурора Антикоррупционной прокуратуры Д.К. 13 декабря 2016 года В.Б. был обвинен в совершении преступления по злоупотреблению властью или служебным положением, предусмотренного ст. 327 ч. (1) Уголовного кодекса, за то, что, будучи директором генерального управления регионального развития Министерства строительства и регионального развития, умышленно использовал служебное положение в личных целях для продвижения нескольких юридических лиц, управляемых близкими ему людьми, и способствовал их участию в публичных торгах, причинив тем самым ущерб в значительных размерах общественным интересам.
    9. В обвинительном акте указывается, что в результате совершения указанного преступления В.Б. нарушил некоторые положения Закона о государственной должности и статусе государственного служащего, Закона о кодексе поведения государственного служащего, Закона о государственных закупках, Положения о деятельности рабочей группы по закупкам, утвержденного Постановлением Правительства № 1380 от 10 декабря 2007 года, а также Положения о государственных закупках работ, утвержденного Постановлением Правительства №1123 от 15 сентября 2003 года.
    10. Уголовное дело по обвинению В.Б. в совершении преступления, предусмотренного ст. 327 ч. (1) Уголовного кодекса, 19 декабря 2016 года было передано на рассмотрение в суд Кишинэу, сектор Буюкань.
    11. Адвокат Михаил Мурзак 3 апреля 2017 года подал ходатайство в канцелярию суда, в котором заявил об исключительном случае неконституционности предложения «Умышленное использование публичным лицом своего служебного положения» и синтагмы «общественным интересам» в ч. (1) ст. 327 Уголовного кодекса.
    12. Определением от 24 мая 2017 года суд направил обращение об исключительном случае неконституционности в Конституционный суд для разрешения.
    2. Обстоятельства уголовного дела № 1-307/2014
    13. Прокурор Генеральной прокуратуры Л.Б. предъявил Р.С. обвинение в совершении преступлений, предусмотренных статьями 327 ч. (2) п. с), 328 ч. (3) п. d), 329 ч. (1) и 361 ч. (2) п. d) Уголовного кодекса.
    14. По предъявленному обвинению в совершении преступлений, предусмотренных статьями 327 ч. (2) п. с) и 361 ч. (2) п. d) Уголовного кодекса, согласно обвинительному заключению, Р.С. обвиняется в том, что, находясь в должности секретаря Совета коммуны Бачой мун. Кишинэу, в качестве лица, занимающего ответственную должность, сфальсифицировал решение местного совета Бачой, включив К.Р. в список лиц с правом получения земельного участка на строительство в данной коммуне.
    15. Таким образом, отмечается, что своими действиями Р.С. нарушил положения Закона о местном публичном управлении, Земельного кодекса и Положения о порядке передачи в частную собственность приусадебных земельных участков в городских местностях, утвержденного Постановлением Правительства № 984 от 21 сентября 1998 года.
    16. Уголовное дело по обвинению Р.С. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 327 ч. (2) п. с), 328 ч. (3) п. d), 329 ч. (1) и 361 ч. (2) п. d) Уголовного кодекса, 20 октября 2013 года было передано в суд для рассмотрения.
   17. В ходе судебного заседания от 4 октября 2017 года адвокат Антон Антуан заявил об исключительном случае неконституционности синтагмы «повлекшее причинение ущерба в значительных размерах общественным интересам» в ч. (1) ст. 327 и синтагмы «повлекшие причинение ущерба в крупных размерах общественным интересам» в п.d) ч. (2) ст. 361 Уголовного кодекса.
    18. Определением от того же числа суд Кишинэу, главный офис, направил обращение об исключительном случае неконституционности в Конституционный суд для разрешения.
    ПРИМЕНИМОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО
    19. Применимые положения Конституции Республики Молдова (повторное опубликование в М.О., 2016 г., № 78, ст. 140):
    «[…]
    (3) Республика Молдова - демократическое правовое государство, в котором достоинство человека, его права и свободы, свободное развитие человеческой личности, справедливость и политический плюрализм являются высшими ценностями и гарантируются».
    «Никто не может быть осужден за действия или за бездействие, которые в момент их совершения не составляли преступления. Не может также налагаться наказание более тяжкое, нежели то, которое могло быть применено в момент совершения преступления».
    «[…]
    (2) Государство обеспечивает право каждого человека на знание своих прав и обязанностей. С этой целью государство публикует все законы и другие нормативные акты и обеспечивает их доступность».
    20. Применимые положения Уголовного кодекса Республики Молдова № 985-XV от 18 апреля 2002 года (повторное опубликование в M.O., 2009 г., № 72-74, ст. 195):
    «(1) Умышленное использование публичным лицом своего служебного положения, повлекшее причинение ущерба в значительных размерах общественным интересам либо правам и охраняемым законом интересам физических или юридических лиц,
наказывается штрафом в размере от 650 до 1150 условных единиц или лишением свободы на срок до 3 лет с лишением в обоих случаях права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок от 2 до 5 лет.
    […]».
    «(1) Изготовление, владение, сбыт или использование поддельных официальных документов, предоставляющих права или освобождающих от обязанностей, а равно изготовление или сбыт поддельных печатей, штампов или бланков предприятий, учреждений, организаций независимо от вида собственности и организационно-правовой формы
наказываются штрафом в размере до 650 условных единиц, или неоплачиваемым трудом в пользу общества на срок от 150 до 200 часов, или лишением свободы на срок до 2 лет.
    (2) Те же действия:
    [п. a) исключен Законом № 277-XVI от 18.12.2008 г., введен в действие 24.05.2009г.]
    b) совершенные двумя или более лицами;
    с) совершенные в отношении документа особой важности;
    d) повлекшие причинение ущерба в крупных размерах общественным интересам либо правам и охраняемым законом интересам физических или юридических лиц,
    наказываются штрафом в размере от 550 до 950 условных единиц, или неоплачиваемым трудом в пользу общества на срок от 180 до 240 часов, или лишением свободы на срок до 5 лет».
    21. Применимые положения Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (принятой в Риме 4 ноября 1950 года и ратифицированной Республикой Молдова Постановлением Парламента № 1298-XIII от 24 июля 1997 года):
    «1. Никто не может быть признан виновным в совершении какого-либо уголовного преступления вследствие какого-либо действия или бездействия, которое согласно действовавшему в момент его совершения внутреннему или международному праву не являлось уголовным преступлением. Равным образом не может назначаться более тяжкое наказание чем то, которое подлежало применению в момент совершения уголовного преступления.
    2. Данная статья не препятствует преданию суду и наказанию любого лица за любое действие или бездействие, которое в момент совершения являлось уголовным преступлением в соответствии с общими принципами права, признанными цивилизованными странами».
    ВОПРОСЫ ПРАВА
  22. Из содержания представленных обращений Конституционный суд заключает, что они, по сути, касаются материального элемента и пагубных последствий (1) преступления по злоупотреблению властью или служебным положением и (2) преступления по изготовлению, владению, сбыту или использованию поддельных официальных документов, печатей, штампов или бланков.
    23. Таким образом, обращение касается ряда взаимо-связанных конституционных элементов и принципов, таких как законность вменения в вину преступления и качество уголовного закона.
    А. ПРИЕМЛЕМОСТЬ ОБРАЩЕНИЯ
    24. Определениями от 27 июня 2017 года и 17 октября 2017 года Конституционный суд проверил соблюдение следующих требований приемлемости:
    (1) Предмет исключительного случая неконституционности относится к категории актов, перечисленных в ст. 135 ч. (1) п. а) Конституции
    25. В соответствии со ст. 135 ч. (1) п. а) Конституции, контроль конституционности законов, в данном случае Уголовного кодекса Республики Молдова № 985-XV от 18 апреля 2002 года, относится к компетенции Конституционного суда.
    (2) Обращение об исключительном случае неконституционности может быть внесено одной из сторон или ее представителем, либо судебной инстанцией по собственной инициативе
   26. Обращения об исключительном случае неконституционности, заявленном адвокатом Михаилом Мурзаком в деле № 1-648/17, находящемся в производстве суда Кишинэу, сектор Буюкань, и адвокатом Антоном Антуаном в деле № 1-307/2014, находящемся в производстве суда Кишинэу, главный офис, поданы субъектами, наделенными данным правом, на основании ст. 135 ч. (1) п. а) и п. g) Конституции, в свете его толкования Постановлением Конституционного суда № 2 от 9 февраля 2016 года, а также Положением о порядке рассмотрения обращений, представленных в Конституционный суд.
    (3) Оспариваемые положения подлежат применению при разрешении рассматриваемого дела
   27. Конституционный суд подчеркивает, что прерогатива разрешения исключительных случаев неконституционности, которой он наделен статьей 135 ч. (1) п. g) Конституции, предполагает установление соотношения между законодательными нормами и положениями Конституции, с учетом принципа ее верховенства и применимости оспариваемых положений при рассмотрении судом основного спора.
  28. Конституционный суд отмечает, что автор обращения №80g/2017 г. просит осуществления контроля конституционности ч. (1) ст. 327 Уголовного кодекса в целом, тогда как автор обращения №129g/2017 г. просит осуществления контроля конституционности положений «повлекшее причинение ущерба в значительных размерах общественным интересам» в ч. (1) ст. 327 и «повлекшие причинение ущерба в крупных размерах общественным интересам» в п. d) ч. (2) ст.361 Уголовного кодекса. Изучив материалы дела, Конституционный суд отмечает, что авторы, по сути, не согласны лишь с синтагмой «общественным интересам», содержащейся в оспариваемых нормах. Вместе с тем Конституционный суд отмечает, что адвокат Марин Доменте, который поддержал обращение № 80g/2017 в пленарном заседании Конституционного суда, фактически просил осуществить контроль конституционности синтагмы «служебного положения» в ч.(1) ст. 327 Уголовного кодекса.
    29. Более того, рассмотрев материалы дела, Конституционный суд отмечает, что положение «повлекшее причинение ущерба в значительных размерах» в ч. (1) ст. 327 Уголовного кодекса, оспариваемое автором обращения № 129g/2017 г., не подлежит применению при рассмотрении судом основного дела. В обвинительном акте указывается причинение «тяжких последствий» общественным интересам.
    30. Так, Конституционный суд отмечает, что предметом исключительного случая неконституционности является синтагма «служебного положения» в ч. (1) ст. 327 Уголовного кодекса и синтагма «общественным интересам» в ч. (1) ст. 327 и в п. d) ч. (2) ст.361 Уголовного кодекса.
    31. Конституционный суд принимает доводы авторов обращений о том, что оспариваемые положения в вышеуказанном аспекте применимы при рассмотрении дел, поскольку под их действием зародились правовые отношения, которые продолжают производить эффекты и являются решающими для разрешения дел.
    (4) По предмету обращения не существует ранее принятого постановления Конституционного суда
    32. Конституционный суд отмечает, что ранее он проверял конституционность синтагмы «общественным интересам» в ч. (1) ст.328 Уголовного кодекса и признал это положение неконституционным в Постановлении № 22 от 27 июня 2017 года. Вместе с тем, так как понятие «общественный интерес» содержится во многих составах преступлений и правонарушений, Конституционный суд направил представление Парламенту для осуществления соответствующих изменений с учетом суждений, изложенных в постановлении Конституционного суда.
    33. В то же время Конституционный суд отмечает, что по настоящее время в статьях 327 ч. (1) и 361 ч. (2) п. d) Уголовного кодекса не были внесены соответствующие изменения. Конституционный суд заключает, что синтагма «служебного положения» в ч. (1) ст. 327 Уголовного кодекса не подвергалась контролю конституционности со стороны Конституционного суда. В связи с этим Конституционный суд считает необходимым рассмотреть эти вопросы.
   34. Следовательно, Конституционный суд заключает, что не существует никаких оснований для отклонения обращений об исключительном случае неконституционности или для прекращения производства по делу в соответствии со ст. 60 Кодекса конституционной юрисдикции.
    35. Конституционный суд отмечает, что авторы обращений ссылаются на несоответствие оспариваемых норм статьям 1 ч. (3), 22, 23 и 54 Конституции.
    36. Конституционный суд отмечает, что авторы обращений не обосновали действие ст. 54 Конституции на оспариваемые нормы.
    37. Таким образом, для разъяснения вопросов, затронутых в обращениях, Конституционный суд будет исходить из положений статьи 1 ч. (3) в сочетании со статьями 22 и 23 Конституции, а также из суждений, изложенных в своей практике и практике Европейского суда по правам человека (далее – Европейский суд).
    B. СУЩЕСТВО ДЕЛА
    Предполагаемое нарушение статьи 1 ч. (3) в сочетании со статьями 22 и 23 Конституции
    38. Автор обращения № 129g/2017 г. утверждает, что оспариваемые положения противоречат ст. 1 ч. (3) Конституции, согласно которой:
    «(3) Республика Молдова - демократическое правовое государство, в котором достоинство человека, его права и свободы, свободное развитие человеческой личности, справедливость и политический плюрализм являются высшими ценностями и гарантируются».
    39. Авторы обращений № 80g/2017г. и № 129g/2017 г. также утверждают, что оспариваемые положения нарушают ст. 22 Конституции, которая предусматривает:
    «Никто не может быть осужден за действия или за бездействие, которые в момент их совершения не составляли преступления. Не может также налагаться наказание более тяжкое, нежели то, которое могло быть применено в момент совершения преступления».
    40. По мнению автора обращения № 129g/2017 г., оспариваемые положения противоречат ст. 23 Конституции, которая гласит:
    «(1) Каждый человек имеет право на признание его правосубъектности.
    (2) Государство обеспечивает право каждого человека на знание своих прав и обязанностей. С этой целью государство публикует все законы и другие нормативные акты и обеспечивает их доступность».
    1. Аргументы авторов обращений
    41. Автор обращения № 80g/2017 г., по сути, утверждает, что синтагма «служебного положения», как часть материального состава преступления, предусмотренного ст. 327 ч. (1) Уголовного кодекса, не является предсказуемой и доступной, поскольку не указывает, к нарушению какого предусмотренного законом права ведут вменяемые в вину действия.
    42. Авторы обращений считают, что оспариваемые положения не соответствуют требованиям Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции, утвержденной в Нью-Йорке 31 октября 2003 года, которая в ст. 19 устанавливает, что злоупотребление служебным положением является действием в нарушение законодательства. В связи с этим отмечается, что органы уголовного преследования и судебные инстанции могут применять указанную норму в случаях, когда государственный служащий нарушил принятое Правительством положение, приказ, инструкцию министерства или положения должностной инструкции, что является нарушением статьи 22 Конституции.
    43. В то же время, по мнению авторов обращений, синтагма «общественным интересам», как пагубное последствие преступлений, предусмотренных статьями 327 ч. (1) и 361 ч. (2) п. d) Уголовного кодекса, крайне расплывчата и непредсказуема для субъектов, которым она адресована, для того, чтобы они могли строить свое поведение с учетом соблюдения уголовного закона. Вместе с тем авторы обращений отмечают, что формулировка оспариваемых положений может привести к их произвольному применению, в нарушение статей 1 ч. (3), 22 и 23 Конституции.
    2. Аргументы органов государственной власти
    44. В своем письменном мнении Парламент отметил, что в уголовном праве принцип «нет преступления без наказания, нет наказания без закона» (nullum crimen sine lege nulla poena sine lege) требует, чтобы только законодатель определял поведение, которое лицо обязано соблюдать. Таким образом, для применения уголовного закона в качестве крайней меры, синтагма «служебного положения» в ч. (1) ст. 327 Уголовного кодекса должна быть отнесена лишь к служебным обязанностям, установленным законами Парламента и постановлениями, ордонансами Правительства.
    45. Что касается конституционности синтагмы «общественным интересам», как пагубного последствия преступлений, предусмотренных статьями 327 ч. (1) и 361 ч. (2) п. d) Уголовного кодекса, Парламент сослался на суждения Конституционного суда, изложенные в Постановлении № 22 от 27 июня 2017 года.
    46. В своем мнении Президент Республики Молдова отметил, что синтагма «общественным интересам», содержащаяся в статьях 327 ч.(1) и 361 ч. (2) п. d) Уголовного кодекса, не носит расплывчатый характер, поскольку она должна быть определена судебной инстанцией в процессе юридической квалификации деяния, с учетом конкретных обстоятельств дела.
    47. В представленном Правительством мнении отмечается, что синтагма «служебного положения» в ч. (1) ст. 327 Уголовного кодекса предполагает совершение действий или бездействия, вытекающих из служебных обязанностей виновного лица и находящихся в пределах его служебных полномочий.
    48. Что касается конституционности синтагмы «общественным интересам», как пагубного последствия преступлений, предусмотренных статьями 327 ч. (1) и 361 ч. (2) п. d) Уголовного кодекса, Правительство привело в качестве ссылки суждения Конституционного суда, изложенные в Постановлении № 22 от 27 июня 2017 года.
    49. По мнению Высшей судебной палаты, под синтагмой «служебного положения» в ч. (1) ст. 327 Уголовного кодекса имеются в виду служебные обязанности, определенные в нормативных актах, принятых Парламентом, Правительством, а также установленные в должностной инструкции. Так, Высшая судебная палата считает, что служебные обязанности государственного служащего следует рассматривать в свете доступности нормативных актов, с учетом занимаемой должности адресатом уголовного закона.
    50. Генеральная прокуратура не представила своего мнения.
    3. Оценка Конституционного суда
    3.1. Общие принципы
    51. Конституционный суд отмечает, что конституционный принцип верховенства права и торжества законности является основополагающей ценностью правового государства.
    52. В Постановлении № 21 от 22 июля 2016 года Конституционный суд установил, что:
    «52. […] Верховенство права обеспечивается всей правовой системой, в том числе уголовными положениями, которые имеют свои особенности и отличаются от других норм по своей природе, структуре и сфере применения».
    53. В Постановлении № 25 от 13 октября 2015 года Конституционный суд также установил, что:
    «33. [...] в уголовном судопроизводстве верховенство права порождает следующие принципы: принцип законности в отношении правонарушений и наказаний; принцип недопустимости расширительного применения уголовного закона, ухудшающего положение лица, в частности применения его по аналогии».
    54. Конституционный суд отмечает, что гарантии, предусмотренные в ст. 22 Конституции, наряду с положениями ст. 7 Европейской конвенции, закрепляют принцип законности вменения в вину деяния и уголовного наказания.
    55. Так, помимо запрета, в частности, на расширительное толкование существующих преступлений по отношению к деяниям, которые ранее не являлись преступлением (nulla poena sine lege), принцип законности вменения в вину деяния предусматривает и требование, согласно которому уголовный закон не должен толковаться и применяться по аналогии, в ущерб интересам обвиняемого (nullum crimen sine lege).
    56. В деле Dragotoniu şi Militaru-Pidhorni против Румынии (постановление от 24 мая 2007 года) Европейский суд установил:
    «40. [...] Как следствие соблюдения принципа законности осуждения, положения уголовного закона подчиняются принципу строгого толкования».
    57. Конституционный суд в своей практике отмечал, что установленные в Конституции гарантии требуют, чтобы только законодатель определял наказуемое поведение с тем, чтобы деяние, как признак объективной стороны, было четко установлено, а не выявлено путем расширительного толкования лицами, применяющими уголовный закон. Такой способ применения закона может породить злоупотребления. Требование строгого толкования уголовной нормы, как и запрет применения уголовного закона по аналогии, преследуют цель защитить лицо от произвола (ПКС № 21 от 22 июля 2016 года, § 70).
    58. Европейский суд в своей практике установил, что «понятие “закон”, предусмотренное ст. 7 Европейской конвенции, подразумевает соблюдение требований качества, особенно доступности и предсказуемости» (дело Del Río Prada против Испании, заявление № 42750/09, постановление от 21 октября 2013 года, § 91).
    59. Европейский суд отмечал, что закон должен в ясной форме определять преступления и применимые наказания. Данное условие выполняется, если подсудимый исходя из формулировки соответствующей правовой нормы и при необходимости в результате ее толкования судами и получения необходимой юридической помощи может знать, какие его действия и бездействие ведут к уголовной ответственности, и какое наказание его ожидает в связи с этим. Функция принятия решения, принадлежащая судебным органам, состоит именно в том, чтобы рассеять сомнения, которые могут существовать в отношении толкования правовых норм (дело Кантони против Франции, № 17862/91, постановление от 15 октября 1996 года, § 29, 32, и дело Кафкарис против Кипра, постановление от 12 февраля 2008 года, § 140-141).
    60. Конституционный суд также напоминает, что в своей практике он отмечал, что лицо должно иметь возможность четко определить поведение, подпадающее под категорию уголовного (ПКС № 21 от 22 июля 2016 года, § 71).
   61. Таким образом, условия качества закона должны быть выполнены как в отношении определения преступления, так и предусмотренного за это преступление наказания. Качество уголовного закона является жизненно важным условием для обеспечения определенности правоотношений и эффективного упорядочения социальных отношений.
   62. С другой стороны, учитывая принцип общей применимости законов, Конституционный суд в своей практике отмечал, что их формулировка не может иметь абсолютную точность. Один из стандартных способов регулирования состоит в применении скорее общих категорий, чем исчерпывающих списков. Так, большинство законов невольно используют более или менее расплывчатые формулировки, толкование и применение которых зависит от практики. Независимо от того, насколько ясно сформулирована правовая норма, в любой правовой системе существует неизбежность юридического толкования, включая норму уголовного права. Необходимость разъяснения неясных моментов и адаптации их к меняющимся обстоятельствам будет существовать всегда. Хотя ясность в разработке закона и желательна, она может привести к чрезмерной жесткости, ведь закон должен адаптироваться к изменяющимся обстоятельствам (ПКС № 21 от 22 июля 2016 года, § 64).
    63. Европейский суд в своей практике отмечал, что сфера применения понятия предсказуемости в значительной степени зависит от содержания данного инструмента, от области регламентирования, а также от количества и статуса адресатов. Лица, осуществляющие профессиональную деятельность, должны проявлять большую осторожность в своей работе и быть готовыми к тому, чтобы взять на себя связанные с этим риски (Пессино против Франции, постановление от 10 октября 2006 года, § 33; Кононов против Латвии, [БП] постановление от 17 мая 2010 года, § 235).
    64. Следовательно, принцип предсказуемости закона не препятствует лицу прибегать к разъяснениям, которые в разумной степени способствуют оценке обстоятельств и последствий, которые могут возникнуть в результате определенных действий. В частности, лица, осуществляющие профессиональную деятельность, которые обязаны проявлять большую осторожность в своей работе, должны обращать особое внимание на оценку рисков, связанных с их профессией.
    65. В то же время Конституционный суд отмечает, что в соответствии со ст. 72 ч. (3) п. n) Конституции Парламент, в качестве единственного законодательного органа страны, наделен свободой в определении уголовной политики государства.
   66. Так, Конституционный суд в Постановлении № 6 от 16 апреля 2015 года (§ 87-88) установил, что законодатель вправе оценивать ситуации, требующие законодательного регулирования. В силу данного права он может решать относительно целесообразности принятия законодательного акта исходя из уголовной политики, проводимой в общих интересах. Кроме того, любая норма должна соответствовать принципам, установленным правовой системой, в частности, принципу верховенства права.
  67. В связи с этим Конституционный суд отмечает, что, хотя законодательное определение мер уголовной политики государства относится к исключительной компетенции Парламента, все же она не исключает осуществления контроля конституционности принятых мер.
    3.2. Применение принципов при рассмотрении настоящего дела
    - Общие суждения о деяниях, предусмотренных статьями 327 и 361 Уголовного кодекса
    68. Конституционный суд отмечает, что ст. 327 Уголовного кодекса предусматривает наказание за злоупотребление властью или служебным положением. В части (1) данной статьи законодатель определил это деяние как: «Умышленное использование публичным лицом своего служебного положения, повлекшее причинение ущерба в значительных размерах общественным интересам либо правам и охраняемым законом интересам физических или юридических лиц».
   69. Конституционный суд заключает, что преступление по злоупотреблению властью или служебным положением относится к категории преступлений, направленных против надлежащей деятельности государственных органов, соответственно совершаемых особым субъектом, а
именно государственным служащим.
    70. Конституционный суд отмечает, что государственный служащий, в качестве особого субъекта преступления по злоупотреблению властью или служебным положением, наделен полномочиями для осуществления государственной службы.
    71. Конституционный суд указывает, что в случае преступления по злоупотреблению властью или служебным положением в качестве условия обязательно существует служба, где лицо осуществляет свою деятельность. Вместе с тем органы уголовного преследования и судебные инстанции обязаны установить служебные обязанности, которые были нарушены в результате совершения преступления.
    72. Конституционный суд также устанавливает, что злоупотребление властью или служебным положением –
это материальное преступление, которое признается оконченным при обязательном наступлении пагубных последствий, а именно: «причинение ущерба в значительных размерах общественным интересам либо правам и охраняемым законом интересам физических или юридических лиц».
    73. Конституционный суд подчеркивает, что в Докладе о связи между политической и уголовной ответственностью министров, принятом Венецианской комиссией на 94-м пленарном заседании (8-9 марта 2013 года), было установлено, что уголовные нормы, запрещающие «злоупотребление служебным положением», «неадекватное использование власти» и «злоупотребление властью» или другие подобные преступления, существуют во многих европейских правовых системах. Венецианская комиссия отметила, что может существовать необходимость в таких общих положениях. Однако Комиссия подчеркнула, что общие уголовные положения порождают множество проблем, связанных с соблюдением как требований качества, согласно ст. 7 Европейской конвенции, так и других основополагающих требований, в соответствии с принципами правового государства, как предсказуемость и правовая определенность. Она также отметила, что эти нормы особенно уязвимы в случае политического произвола.
    74. Венецианская комиссия рекомендовала, чтобы национальные уголовные положения по «злоупотреблению служебным положением», «злоупотреблению властью» и аналогичным понятиям толковались в узком смысле и применялись с высокой степенью осторожности, с тем, чтобы они использовались лишь в случае тяжкого деяния, как например, тяжкие преступления против национальных демократических процессов, нарушение фундаментальных прав, подрыв беспристрастности государственных административных органов и др.
    75. В то же время, ссылаясь на практику Европейского суда в деле Лиивик против Эстонии (постановление от 25 июня 2009 года), Венецианская комиссия отметила, что положения, предусматривающие злоупотребление служебным положением, а также их толкование, унаследованы от бывшей советской правовой системы, а национальные власти сталкиваются со сложной задачей по применению этих правовых норм в новых условиях рыночной экономики.
    76. Подводя итоги рекомендациям Венецианской комиссии, Парламентская ассамблея Совета Европы на своем 27-м заседании от 28 июня 2013 года приняла Резолюцию № 1950 (2013), в которой призывает законодательные органы государств, у которых уголовное законодательство еще включает положения, относящиеся к «злоупотреблению служебным положением», рассмотреть вопрос об отмене или пересмотре этих положений с целью ограничения сферы их применения в соответствии с рекомендациями Венецианской комиссии.
    77. Что касается преступления, предусмотренного ст. 361 Уголовного кодекса, Конституционный суд отмечает, что законодатель предусмотрел: «Изготовление, владение, сбыт или использование поддельных официальных документов, предоставляющих права или освобождающих от обязанностей, а равно изготовление или сбыт поддельных печатей, штампов или бланков предприятий, учреждений, организаций независимо от вида собственности и организационно-правовой формы».
    78. Конституционный суд заключает, что преступление, предусмотренное ст. 361 Уголовного кодекса, относится к категории преступлений против государственных органов и государственной безопасности. Конституционный суд также отмечает, что по общим признакам указанное преступление является формальным, а по отягчающим признакам, как предусмотрено ч. (2) п. d), оно принимает материальный характер, поскольку признается оконченным при обязательном наступлении пагубных последствий, а именно: «повлекшие причинение ущерба в крупных размерах общественным интересам либо правам и охраняемым законом интересам физических или юридических лиц».
    - О ясности понятия «служебного положения» в ч. (1) ст. 327 Уголовного кодекса
    79. Изучив положения ст. 327 ч. (1) Уголовного кодекса, Конституционный суд приходит к выводу, что для совершения преступления по злоупотреблению властью или служебным положением достаточно, чтобы лицо преднамеренно использовало служебное положение. Кроме того, в части, касающейся субъекта преступления, необходимо, чтобы он занимал особое положение, а именно, являлся государственным служащим.
    80. Конституционный суд отмечает, что эквивалент преступления по злоупотреблению властью или служебным положением установлен на международном уровне Конвенцией Организации Объединенных Наций против коррупции, которая в ст. 19 «Злоупотребление служебным положением», рекомендует государствам-участникам рассматривать возможность принятия законодательных и других мер, необходимых для признания в качестве уголовно наказуемого преступления действия, совершенные умышленно, злоупотребляя служебными полномочиями или служебным положением, т.е. совершение какого-либо действия или бездействия, в нарушение законодательства, публичным должностным лицом при выполнении своих полномочий с целью получения какого-либо неправомерного преимущества для себя самого или иного физического или юридического лица.
    81. Из подготовительных работ по разработке Конвенции ООН против коррупции (travaux préparatoires), Конституционный суд отмечает, что настоящее содержание статьи 19 Конвенции отличается от первоначальной версии, которая была шире, поскольку отсутствовали многие определяющие элементы. Так, существовали сомнения в целесообразности или практической необходимости включения статьи 19 в проект Конвенции. В этом контексте было решено, что для введения указанной статьи в проект Конвенции требуется анализ и предусмотрительное формулирование. Таким образом, на пятом из семи заседаний синтагма «действие в нарушение законодательства» была введена в содержание статьи 19 проекта Конвенции и, наряду с другими определяющими элементами, был утвержден окончательный вариант Конвенции.
  82. Конституционный суд заключает, что детализация элементов преступления, предусмотренного ст. 19 Конвенции ООН против коррупции, таких как действие или бездействие «в нарушение законодательства», направлена на обеспечение соответствующего формулирования для предотвращения произвольного применения уголовного закона.
    83. Конституционный суд отмечает, что Конвенция Организации Объединенных Наций против коррупции была ратифицирована Республикой Молдова Законом № 158 от 6 июля 2007 года.
    84. Конституционный суд заключает, что, хотя законодатель и внес ряд изменений в состав преступления по злоупотреблению властью или служебным положением после ратификации данной Конвенции, они касались только трех аспектов, а именно: 1) исключение отягчающего обстоятельства за его повторное совершение; 2) изменение наказания и 3) включение отягчающего обстоятельства за совершение в корыстных, в иных личных интересах или в интересах третьего лица.
    85. Соотнося положения ст. 327 ч. (1) Уголовного кодекса с положениями ст. 19 Конвенции ООН против коррупции, Конституционный суд отмечает, что законодатель в материальном составе преступления по злоупотреблению властью или служебным положением не указал «в нарушение законодательства», ограничившись синтагмой «использование […] служебного положения».
    86. Тогда как злоупотребление служебным положением в смысле ст.19 Конвенции ООН против коррупции предусматривает привлечение к уголовной ответственности за действие или бездействие, в нарушение законодательства, злоупотребление властью или служебным положением в смысле ст. 327 ч. (1) Уголовного кодекса прямо не содержит такие требования.
   87. Конституционный суд отмечает, что синтагма «действие в нарушение законодательства» в ст. 19 указанной Конвенции представляет собой элемент преступления, непосредственно связанного с интенсивностью нарушения служебных обязанностей, тогда как подобные особенности не могут быть выведены из материального состава преступления по злоупотреблению властью или служебным положением.
   88. Конституционный суд приходит к выводу, что материальный состав преступления, предусмотренного ст. 327 Уголовного кодекса, в сущности, сводится к общей формулировке, санкционирующей любое нарушение служебных полномочий, совершенное государственным служащим, повлекшее причинение ущерба в значительных размерах общественным интересам либо правам и охраняемым законом интересам физических или юридических лиц.
    89. Таким образом, Конституционный суд отмечает, что материальный состав преступления по злоупотреблению властью и служебным положением имеет очень расплывчатую формулировку, и как судебные органы, наделенные полномочиями по толкованию и применению закона, так и лица, которым адресован закон, не могут предвидеть нарушение каких служебных полномочий может привести к уголовной ответственности, ведь уголовная норма не указывает с каким нормативным положением следует соотносить оспариваемые нормы.
   90. Учитывая специфику уголовного права, Конституционный суд отмечает, что уголовная ответственность за преступление по злоупотреблению властью или служебным положением не может наступать за любое нарушение государственными служащими служебных полномочий, не дав справедливую оценку характеру нормативного акта, из которого они исходят. Необходимо определенное соотношение соразмерности между характером нормативного акта, содержащего служебные полномочия государственного служащего, и его поведением, которым данные полномочия нарушаются и принимают форму уголовного преступления.
    91. Конституционный суд отмечает, что Уголовный кодекс, оперируя понятием «служебные полномочия», использует формулировку «предоставленные законом полномочия» (см. ст. 328 Уголовного кодекса, предусматривающую «Превышение власти или служебных полномочий»).
    92. Следовательно, Конституционный суд приходит к выводу, что законодатель преследовал цель включить в уголовное законодательство круг служебных обязанностей, содержащихся в «законе».
   93. В этом смысле, хотя преступление по злоупотреблению властью или служебным положением было введено для охвата широкого круга нарушений со стороны государственных служащих, Конституционный суд отмечает, что для применения уголовного закона в качестве крайней меры понятие «служебное положение», содержащееся в материальном составе преступления «злоупотребление властью или служебным положением» ст. 327 Уголовного кодекса, следует рассматривать только в соотношении со служебными обязанностями, предоставленными законом.
    94. Конституционный суд отмечает, что понятие закон можно рассматривать только как акт, принятый Парламентом в соответствии со ст. 72 Конституции.
    95. Конституционный суд заключает, что если не соотносить умышленное использование государственным служащим своего служебного положения со служебными обязанностями, предусмотренными законом, можно дойти до того, что материальный состав преступления по злоупотреблению властью и служебным положением будет определяться не только законодателем, но и другими государственными органами.
    96. Исходя из этого, Конституционный суд подчеркивает, что уголовный закон, по сравнению с другими санкционирующими законами, имеет самые суровые последствия, он устанавливает наказания за самые опасные деяния, поэтому его положения должны быть предельно четкими в отношении всех элементов состава преступления особенной части уголовного закона (ПКС № 14 от 27 мая 2014 года, §83).
    97. Более того, Конституционный суд устанавливает, что законодатель определил и регламентировал на внеуголовном законодательном уровне рычаги для устранения последствий некоторых деяний, которые, согласно действующим положениям, хоть и могут подпадать под состав преступления по злоупотреблению служебным положением, но не имеют той степени опасности, необходимой для применения уголовного наказания.
    98. Так, за нарушение государственными служащими своих служебных обязанностей законодатель предусматривает и другие формы ответственности, такие как дисциплинарная, административная и гражданская.
   99. В связи с этим Конституционный суд отмечает, что положения ст. 312 Кодекса о правонарушениях устанавливают ответственность за правонарушение по злоупотреблению властью или служебным положением: «Умышленное использование служебного положения, выразившееся в попрании общественных интересов или прав и охраняемых законом интересов физических и юридических лиц, если это деяние не содержит признаков состава преступления».
    100. Соответственно Конституционный суд отмечает, что преступление по злоупотреблению властью или служебным положением должно отличаться от деяний дисциплинарного или административного характера именно интенсивностью материального состава преступления. Если законодатель предпочел установить несколько форм ответственности за нарушение служебных обязанностей, то уголовную ответственность следует отделить от других внеуголовных форм ясными положениями, которые дадут возможность, как лицам, которым адресован закон, так и правоохранительным органам, отделять преступление от деяний, предусматривающих другие формы правовой ответственности.
    101. Конституционный суд напоминает, что в Постановлении № 12 от 28 марта 2017 года он установил, что:
    «83. [...] законодатель должен дозировать использование уголовных мер в зависимости от охраняемых социальных ценностей [...].
    84. [...] при осуществлении законодательных полномочий в области уголовного права законодатель должен учитывать принцип, согласно которому признание определенного деяния преступлением должно стать последним рычагом защиты социальных ценностей, руководствуясь принципом «ultima ratio», означающим, что единственной мерой достижения преследуемой цели является уголовный закон, а другие законы гражданского, административного, дисциплинарного и др. характера не эффективны в достижении этой цели».
    102. Конституционный суд отмечает, что принцип «ultima ratio» не означает, что уголовный закон следует рассматривать как крайнюю меру, применяемую в данной хронологии. Это означает, что уголовный закон является единственным способом достижения преследуемой цели, и другие меры гражданского, административного характера не эффективны в ее достижении.
    103. Таким образом, Конституционный суд заключает, что для обеспечения принципа законности уголовной ответственности синтагму «служебного положения» в ч. (1) ст. 327 Уголовного кодекса следует толковать в соотношении со служебными обязанностями, прямо предусмотренными законом.
    104. В то же время Конституционный суд подчеркивает, что не любое нарушение закона ведет к уголовной ответственности за преступление по злоупотреблению властью или служебным положением.
    105. В этом контексте Конституционный суд отмечает, что в компетенцию органов уголовного преследования и судебных инстанций входит оценка того, соответствует ли нарушение служебных полномочий (прав и обязанностей), содержащихся в законе, той степени суровости, достаточной для применения положений ст. 327 ч. (1) Уголовного кодекса в качестве крайней меры.
    - О ясности синтагмы «общественным интересам» в статьях 327 ч. (1) и 361 ч. (2) п. d) Уголовного кодекса
    106. Изучив положения ст. 327 ч. (1) и ст. 361 ч. (2) п. d) Уголовного кодекса, Конституционный суд заключает, что синтагма «общественным интересам» содержится в обоих составах преступления в качестве пагубного последствия.
   107. Конституционный суд напоминает, что Постановлением № 22 от 27 июня 2017 года он признал неконституционной синтагму «общественным интересам» в ч. (1) ст. 328 Уголовного кодекса. Так, Конституционный суд считает, что решение и суждения, изложенные в данном постановлении, распространяют свое действие и применимы и в настоящем случае.
    108. Конституционный суд отмечает, что уголовный закон не содержит четких, предсказуемых и доступных критериев для оценки пагубных последствий преступлений, предусмотренных ст. 327 ч. (1) и ст. 361 ч. (2) п. d) Уголовного кодекса, отсутствие которых побуждает судебные органы давать оценку последствиям конкретных действий лиц для такой абстрактной ценности, защищенной уголовным законом, каковой является «общественный интерес».
  109. Европейский суд в деле Лиивик против Эстонии установил, что используемые национальными судами критерии для определения факта причинения истцом «значительного ущерба интересам государства» в качестве высокопоставленного государственного служащего, и что его действия несовместимы с «общим интересом правосудия» - были слишком расплывчаты. Европейский суд не пришел к убеждению, что лицо могло в разумной степени предвидеть риск быть обвиненным и осужденным за то, что своими действиями он причинил существенный ущерб интересам государства, поскольку уголовная норма использовала широкие понятия и расплывчатые критерии, в связи с чем не соответствовала требованиям Конвенции о качестве закона с точки зрения ее ясности и предсказуемости (§ 100-101).
    110. В этом смысле и Венецианская комиссия в выше-указанном Докладе (CDL-AD(2013)001) подчеркнула, что:
    «95. [...] Статья 7 (Конвенции) не требует абсолютной предсказуемости, и судебная интерпретация иногда неизбежна. Но определенный уровень правовой ясности необходим, поскольку положения уголовного законодательства, использующие такие формулировки, как, например, «нарушение законности» или «нарушение демократии», легко могут быть признаны противоречащими Конвенции».
   111. Конституционный суд отмечает, что правоохранительные органы не могут заменить законодателя в определении объективной стороны преступления, взяв на себя тем самым особые полномочия законодательной власти. В Постановлении № 21 от 22 июля 2016 года Конституционный суд, ссылаясь на практику Европейского суда, установил, что: «Когда действие рассматривается как преступление, судья может уточнить элементы состава преступления, но не может менять их во вред обвиняемому. Способ определения состава преступления должен быть предсказуемым для каждого, получившего юридическую консультацию (§ 63)».
    112. Конституционный суд заключает, что судебная инстанция при индивидуализации уголовной ответственности и уголовного наказания обязана точно установить пагубные последствия вменяемого подсудимому преступления. Согласно ч. (1) ст. 7 Уголовного кодекса, при применении уголовного закона учитываются характер и степень вреда совершенного преступления, личность виновного и обстоятельства дела, смягчающие или отягчающие уголовную ответственность. Поэтому определение конкретных преступных действий как причинившие ущерб абстрактным «общественным интересам» не может удовлетворять требованиям ясности и предсказуемости, но составляет расширительное толкование уголовного закона, ухудшающее положение лица, в нарушение ч. (2) ст. 3 Уголовного кодекса.
    113. Конституционный суд отмечает, что общественный интерес представляет собой сложное и динамичное понятие, которое по своей природе и соотносимости с экономическими, политическими, социальными, правовыми и др. измерениями государства и общества, варьирует в зависимости от изменений на национальном и международном уровне.
    114. Конституционный суд отмечает, что, согласно ст. 2 Уголовного кодекса, уголовный закон защищает от преступлений личность, ее права и свободы, собственность, окружающую среду, конституционный строй, суверенитет, независимость и территориальную целостность Республики Молдова, мир, безопасность человечества, а также весь правопорядок.
      115. Таким образом, Конституционный суд подчеркивает, что уголовный закон в целом, всем своим содержанием направлен на защиту общественных интересов, которые выражаются через конкретные правовые ценности.
    116. Конституционный суд заключает, что адресат закона - лицо, обвиняемое в том, что своими преступными действиями оно причинило ущерб в значительных размерах «общественным интересам», в смысле ст. 327 ч. (1) и ст. 361 ч. (2) п. d) Уголовного кодекса, лишено возможности однозначно определить, какие конкретные пагубные последствия влекут за собой вменяемые ему в вину деяния.
   117. В Постановлении № 14 от 27 мая 2014 года Конституционный суд установил, что при рассмотрении конкретного дела общие и абстрактные формулировки уголовного закона могут нанести урон функциональности уголовного закона, его последовательному и системному применению, что отражается на качестве закона.
    118. В заключение Конституционный суд отмечает, что использование в ст. 327 ч. (1) и ст. 361 ч. (2) п. d) Уголовного кодекса общего и не поддающегося определению понятия «общественным интересам» противоречит статьям 1 ч. (3) и 22 Конституции [принцип законности уголовного обвинения и наказания], а также статье 23 Конституции [качество уголовного закона].
    По этим основаниям, руководствуясь положениями статей 135 ч.(1) п. а) и п. g) и 140 ч. (2) Конституции, статьи 26 Закона о Конституционном суде, статей 6, 61, 62 п. а) и 68 Кодекса конституционной юрисдикции, Конституционный суд ПОСТАНОВЛЯЕТ:
    1. Признать частично обоснованными обращения об исключительном случае неконституционности, заявленном Михаилом Мурзаком в деле № 1-648/17, находящемся в производстве суда Кишинэу, сектор Буюкань, и Антоном Антуаном в деле № 1-307/2014, находящемся в производстве суда Кишинэу, главный офис.
    2. Признать неконституционной синтагму «общественным интересам либо» в ч. (1) ст. 327 и в п. d) ч. (2) ст. 361 Уголовного кодекса Республики Молдова № 985-XV от 18 апреля 2002 года.
    3. Признать конституционной синтагму «служебного положения» в ч. (1) ст. 327 Уголовного кодекса Республики Молдова № 985-XV от 18 апреля 2002 года, в той мере, в которой это относится к служебным обязанностям, предоставленным законом.
    4. Настоящее постановление является окончательным, обжалованию не подлежит, вступает в силу со дня принятия и публикуется в «Monitorul Oficial al Republicii Moldova».

    ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
    КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА                                                            Тудор ПАНЦЫРУ

    № 33. Кишинэу, 7 декабря 2017 г.